Перехожу к хвойным, тут же будут общие виды, чтобы легче было представить, как это располагалось.
Вот сосна Тунберга, или чёрная, 70 лет.
Но более всего было, наверное, сосны мелкоцветковой, или сосны белой японской.
Им по сто лет!
Чуть помладше – всего лишь около 70 лет.
Совсем молоденькие – всего 50!
Рядом с ними вот эти малыши кажутся игрушками…
Нет, это не для лакомства. Это для любования…
Ощущение странное. Не могу сказать, что испытала некое потрясение. Просто трава и засохшие осенние растения снаружи вызвали больше нежности, радости, узнавания… Первое впечатление: вау, это же консервы...
Как сказала женщина, с которой поговорила (она сама делает свои бонсайчики), это жестокое искусство. Оказалось, эта женщина сама увлекается бонсай и «сотворяет» их из фикуса, как она выразилась, самые «простейшие».
Красоту создают жестокими приемами. Приглядись – стволы и веточки, даже корни опутаны проволокой, шпагатами. Я не зря сделала столько фотографий в «деталях»: веточки и корни, опутанные проводами, присмотритесь к ним…
Им не дают расти так, как требует их природа. Их гнут, корежат, принуждают расти так, как угодно художнику, мастеру, придающему форму.
Разговор с ней начался с того, что я произнесла как бы сама себе, но взглянув на неё: «Интересно, что они чувствуют, когда на них глазеют?» Она пожала плечами и улыбнулась.
Но ведь чувствуют, что-то впитывают от нашей энергетики, получая негатив или позитив. Или же, от древности и страданий, от рабского своего положения им уже все равно?
Ксю бурно возразила. «Они тут живут столько, сколько в живой природе деревья не выживают. Что жалеть? В природе сколько деревьев рубят, пилят, калечат? Они страдают ничуть не меньше. Постоянная война за выживание. А сколько их умирает? А эти живут! Некоторые дольше нас живут!»
Наговорились с дочкой, потому и люблю особенно эти походы с ней по выставкам. Она умница, и у неё на всё свой взгляд, я не умею так анализировать, а у неё сказывается образование психолога. Говорили о разном, и о жестоком искусстве бонсай, в основе которого – боль и страдание. Японцы это любят. А она сказала, что нам это чуждо потому, что в основе нашего менталитета – страдание и метание не физическое, а душевное. Но и им (японцам), и нам (русским) это нравится: страдаешь – значит, живешь. «Вау! Я живой! Мне больно!»
Продолжение следует.
